20 Січня 2014
3154
Молодой чешский композитор Элишка Цилкова – о своем альбоме «Припять. Пианино», в котором оживают инструменты, брошенные в Чернобыльской зоне, в беседе с корреспондентом. Чтобы собрать звуковой материал для своего альбома, чешский композитор Элишка Полное отправились в Чернобыльскую зону.
Молодой чешский композитор Элишка Цилкова – о своем альбоме «Припять. Пианино», в котором оживают инструменты, брошенные в Чернобыльской зоне, в беседе с корреспондентом.
Чтобы собрать звуковой материал для своего альбома, чешский композитор Элишка Полное отправились в Чернобыльскую зону. Там в заброшенных домах она разыскивала музыкальные инструменты и пыталась вернуть их к жизни. Музыковеды уже успели назвать ее альбом открытием в области электронной музыки.
Корреспондент: – Госпожа Цилкова, удивительно: вы, человек, который постоянно находится в мире звуков, и вдруг сразу интересуетесь мёртвой зоной, в которой царит тишина! Возможно, вас привело в Припять то, что вы не только композитор, но и биолог?
Элишка: – Можно сказать, что на протяжении двух своих припятских лет я записывала звуки и как биолог: пение местных птиц, шелест тамошних тополей, плеск воды... А толчок к абсолютной заинтересованности Припятью дала мне встреча с бывшим её жителем. Он нет-нет да и навещал своё старое жильё, где на столе лежали его детские фотографии. А когда я спросила, почему же он их не забирает, ответил так: «Тогда от города уже совсем ничего не останется...».
– А как вы всё же вышли на свои главные объекты – на рояли, на пианино?
– Так уж и получилось: лестницами, этажами... В комнатах, которые стояли пустыми, невольно искала глазами музыкальные инструменты. Гитары., аккордеоны, скрипка. И нигде ничего! Всё украдено! А рояли стояли. Правда, первый "мой" рояль не стоял, а лежал. Выломаны клавиши, вырваны струны... В Праге он мне приснился. Но – целый, а я – за ним, и дети вокруг. И вдруг меня осенило, пришло мне в голову: рояли и пианино не уничтожат легко ни люди, ни ветры, ни морозы – они должны звучать!
– Нетрудно догадаться: вы вернулись в Припять и там...
– А там я поняла, что надо посмотреть по Домам культуры, по школам, по детским садам. Первая моя рояльная запись была, представьте себе, в… концертном зале! Лилась вода (неизвестно, откуда она и текла), клавиши залипли, бью по ним, чтобы заговорили струны, плещется вода... Но все эти звуки были нужны мне для того, чтобы будущая композиция дышала атмосферой мёртвого города. Зато маленькое пианино в детском саду меня по-доброму обрадовало: звучало так, словно и не простояло в холод, в жару, под дождями, под снегами четверть века!
– А сколько инструментов всего вместе помогло вашей уникальной композиции?
– Помню точно – восемнадцать. И было бы их меньше, если бы не помощь бывших припятцев. Разыскивала их через Интернет. Переводила свои мейлы на украинский, и не было случая, чтобы мне кто-то отказал. Со многими, очень многими украинцами общалась.
– Значит, трагическая чернобыльская экзотика дала вам возможность познать Украину?
– Я бы так не сказала. Украину я знаю давно. Может, даже с детства. В детстве я чаще, чем «Приключения Ферды» (книга (1936 г.) знаменитого чешского писателя и художника Ондржея Секоры о приключениях муравья по имени Ферда. – Ред.), листала папину энциклопедию «Британника». Возможно, слово «Украина» меня чем-то особенно задело. Студенткой я походила Карпатами, поездила украинским городами...
– Спонсировал ли кто-то украинское издание вашего альбома?
– Нет. Ни украинцы, ни чехи. Все свои средства – мои: поездки, студия, CD, дизайн...
– А как протекал сугубо творческий процесс создания альбома «Припять. Пианино»?
– Каждый припятский объект я записала на магнитофон, а потом, уже в Праге, работала с этим материалом так же, как и во время любой другой компоновки. Конечно, внимательно переслушала все записи и начала монтаж, который длился несколько месяцев. Несмотря на общие принципы композиторского ремесла, к каждой части композиции подходила отдельно, творчески. А именно: заботилась не только о мотиве, но и об эмоциональном изображении, о динамике, форме. Мысленно часто возвращалась в Припять. В композиции, звучащей тридцать пять минут, иногда оставила вполне аутентичные минутные, а иногда и длинные, отрывки, чтобы слушатель проникся существенными звуками чернобыльской зоны. Ни один припятский звук никак специально не обрабатывала, чтобы не потерять чувства подлинности, что, по моему глубокому убеждению, подчеркивает естественность отдельных частей произведения.
– Госпожа Элишка, искренне благодарим вас за беседу!
