Иван Дорн: «Я хочу, чтобы публика знала — это всё ради неё»

2015 год был годом Ивана Дорна — рост популярности альбома «Randorn», тур по пяти городам с декорациями и светом, на которые не решался ни один украинский артист, а ещё концерты в России и США, клипы, винил, документальный фильм. Но 2016 год грозит тоже стать годом Ивана Дорна...

 

2015 год был годом Ивана Дорна — рост популярности альбома «Randorn», тур по пяти городам с декорациями и светом, на которые не решался ни один украинский артист, а ещё концерты в России и США, клипы, винил, документальный фильм.

Но 2016 год грозит тоже стать годом Ивана Дорна — впереди англоязычный мини-альбом, русскоязычная пластинка и много других сюрпризов. Мы встретились с Иваном, чтобы узнать больше.

Хочу начать с признания. Твои менеджеры предложили мне сделать это интервью ещё во времена первых сольных песен — «Стыцамэн», «Бигуди», «Северное сияние». Тогда мне это показалось безвкусицей. Несколько лет я не воспринимал то, что ты делаешь, а вот начиная с «Невоспитанного» стало цеплять всё сильнее. Перед выходом альбома «Randorn» я позвонил твоим менеджерам, сказал, что был не прав — и, конечно, мне пришлось уговаривать их, чтобы в твоём графике нашлось время. Так что я шёл к этому интервью лет пять.

Серьёзно? Слушай, здорово. Я люблю переломные моменты, тоже часто не воспринимаю чью-то музыку, а потом признаю — да, это круто.

Например?

Я раньше Coldplay не понимал, прикинь? Тома Йорка. «Мастера и Маргариту» Булгакова.

Я, кстати, нынешних мармеладных Coldplay не воспринимал, пока не попал на концерт. Красочное и светлое шоу, чистый Диснейленд. Когда по окончанию на стадионе включили свет, незнакомым людям не осталось ничего другого, кроме как смеяться и обниматься.

Вот это очень круто. Ну и дорого, конечно.

Менеджмент отговаривал группу от растрат на это шоу, но у музыкантов другие приоритеты.

Это как Daft Punk, которые большой кусок своих личных гонораров тратили на безумные концертные спецэффекты.

Ладно Daft Punk, это как с твоим украинским туром.

Точь в точь.



В «Randorn Tour» вы наверняка столкнулись с кучей сложностей, характерных для наших широт — с техникой, людьми, договорённостями. Оценивая результат, как считаешь, размах оправдал себя"responsive" src="/image/news/panorama/20.01.16/dorn1.jpg" width="700" height="890" alt=""> 

Раньше ты говорил, что пишешь для себя. Сейчас говоришь, что сознательно стреляешь в западную аудиторию. Насколько это сочетается? Потому что дальше можно пойти по пути Фаррелла Уильямса, у которого всё форматно…

Нет-нет, у нас не так.

…а можно по пути Канье Уэста, у которого был смелый как для мейнстрима «Yeezus».

Ты представляешь, как это — нам, украинцам, привносить инновации в западный мир?

Поэтому и спрашиваю.

Англоязычный материал — это расширение аудитории, я надеюсь. Но, даже выходя на Запад, мы остаёмся верны себе. Попробуем найти баланс между коммерческим подходом и нашим обычным безумием.

После альбома «Randorn» состав Дорнабанды поменялся — уехал Рома Bestseller, появились Гюнтер, Сурен, Саша. Как это повлияло на процесс написания песен? Понятно, Pahatam по-прежнему отвечает за биты и влияние хауса, Лимонадный Джо — за странные инновации, а как проявились суперспособности новых участников?

Они привнесли гармонию. У нас вдруг появилась музыкальная чистота и утончённость. Мы же ребята без высшего музыкального образования, а тут влились почти консерваторщики. Раньше у нас была больше уличная программа, собранная по крупицам отовсюду и синтезированная во что-то новое, а теперь есть настоящий мыслительный процесс. Всё становится ещё эстетичнее.



Ты как-то сказал, уж не знаю в шутку или нет, что аналог «Randorn» в кинематографе — это артхаус Антониони. Тогда новый ЕР — это что"tb2Y-aZ-fXk" layout="responsive" width="960" height="539">
Можешь выделить лучший концерт тура?

Львов и Одесса. Очень боялся столкнуться со Львовом один на один, был запуган его радикальными взглядами, отношением к русскому. Я пока спел на украинском только одну песню, и то не свою, и вообще редко появляюсь во Львове. Но когда я понял, что это мой город — словами не передать, что происходило дальше. Один из лучших концертов в моей жизни. Даже Киев не так понравился.

В столице всё-таки было ожидание куража, это было показательное выступление. Только здесь был полностью соблюдён технический райдер, можно было повесить и выставить всё, что мы хотели, всё соответствовало масштабам, на которые мы замахнулись. И в Харькове, кстати говоря. В Одессе конструкции не выдержали бы наших килограммов, во Львове тоже, в Днепропетровске вообще, блядь, нет нормальной сцены. И вот когда ты чувствуешь столько ответственности, как в Киеве, это мешает быть развязанным и на 100% собой.

Почему не вышла телеверсия киевского концерта? Я разделяю ваш подход — или круто, или никак — вы остались недовольны собой или съёмкой?

Собой тоже, но больше съёмкой. Снимать должны свои, выдрессированные. Мы хотим показывать концерты непонятно и по-особенному, под стать нашей музыке. А когда оператор играет трансфокатором и потрясывает камерой, думая, что это пиздато и современно — так никуда не годится. У нас достаточно динамики, чтобы просто смотреть на нас под каким-то интересным ракурсом 30 секунд, а эти операторы... Задел ты меня за живое.



В 2015-ом в Украине было как никогда много фестивалей, а ты появился только на Crazzzy Days и двух опенэйрах в России. Почему после сольного тура не было ещё и фестивального заезда"responsive" src="/image/news/panorama/20.01.16/dorn2.jpg" width="700" height="505" alt=""> 

Кроме всех этих концертов, был ещё и американский тур. Я недавно общался с Алексеем Согомоновым, продюсером «Бумбокса», и он сказал, что наши эмигранты в Америке — это публика, застрявшая в 90-х. Ты согласен?

Это мои слова, мазафака, он у меня их подсмотрел. Так и есть. Многие уехали туда в 90-х, но в мыслях возвращаются к своей стране, какой её помнят. Они пытаются реализовать эти 90-е в Америке, с удовольствием ходят на «Руки Вверх». Но при этом с посторонними людьми эмигранты позиционируют себя иначе — ви ар эмерикенс, ноу рашн.

Мы привозим в Штаты новую музыку и думаем: «Ёкарный бабай, вот же она, публика, воспитанная на том же, на чём и мы, на западной культуре, мы же в Америке». Выходим на сцену — а там трындец. «О Боже, какой мужчина» у нас на разогреве, серьёзно? И организаторы, зная, что людям это нравится, ни хрена не хотят менять.

Но это, скорее, впечатления от первой поездки в Америку, которая была раньше. Во второй раз и мы уже были другие, и организаторы, и публика более уютная. Пошёл сдвиг, хоть и медленно. В любом случае, намного интереснее покорять Америку на английском языке. Чисто соревновательно. Чисто принципиально. Чисто ради «Грэмми». (смеётся)

В этих поездках получилось наработать контакты для продвижения?

Совсем немного. Но шоу-бизнес — хитрая система, с которой я не хочу мириться. Отчасти в Штатах она работает так же, как у нас. Я приезжаю и разочаровываюсь музыкой, которая там на передовой. Американцы живут в музыкальной системе, которую выработали люди сверху, все эти Ротшильды, Рокфеллеры, кто угодно. Они взращивают аудиторию на конвейерном товаре, поколение за поколением. Вся Америка сидит на EDM и хип-хопе, но отформатированном, а ведь хип-хоп бывает разным, как показал Кендрик Ламар.

"Твёрдый камень музыкальной культуры намного сильнее,
чем весь трындёж вокруг"

Я, в принципе, уже понимаю, какой бит записать, какие инструменты взять и какие слова сказать, чтобы это пошло в массы и я был поп-корном в этой системе. А всё, что вне системы, воспринимается хреново. Редкие британцы, типа Адель и Coldplay, действительно съедаются американской публикой, просто потому, что не съесть это невозможно. Всё остальное — андеграунд, что-то непонятное.

 


Значит, тебе должно быть интереснее покорить Европу, чем Америку.

Абсолютно. Европа более требовательна, они говорят: «Нам палец в рот не клади, мы здесь знаем, что такое нормальный музон, Джеймса Блейка слушаем и всех остальных».

Я тоже осенью был в Штатах и мне запомнилось, что в шопинг-центрах из каждого второго магазина звучит «Can’t Feel My Face».

The Weeknd тоже попал в систему, согласись. Раньше он был интереснее музыкально. В общем, Америка — страна возможностей и иллюзий, оправданных и нет. Сказочный мир, который рисует перед тобой безграничные возможности, и дальше всё зависит только от тебя. В нашей стране, учитывая законодательство, политические и экономические нюансы, рассчитывать только на себя невозможно. Есть такие факторы, как удача, судьба, звёзды совпали, связи. Там тоже важны связи, но рулишь всем ты.

Ещё одно недавнее достижение — «Randorn» наконец-то вышел на виниле.

Точно, хочу себе купить. Надо собраться, 700 грн на дороге не валяются.

Я слышал, у тебя уже есть коллекция пластинок, из которой ты помнишь процентов двадцать.

Да.

Есть в коллекции самый важный для тебя винил?

Их несколько — «New Amerykah» Эрики Баду, пластинка Nightcrawlers и «Bad» Майкла Джексона.

А самый затёртый?

Второй альбом Hercules & Love Affair.


Последний вопрос. Представь, что на твоём концерте пропало электричество. Выключился свет, все приборы и ты остался один на один с публикой. Твои действия?

Такое было. Мы выступали в Лос-Анджелесе на мой День рождения, до этого ночь не спали, отмечали. Вышли на сцену на 20 минут позже заявленного. Тайминг был ограничен, но мы подговорили всех, что даже если выключат свет — останемся и восстанем. И все такие: «Да, восстанем!» Свет выключили, но мы продолжили петь вместе с залом, а потом все спели мне «Happy Birthday».

Кучу раз было так, что организаторы вырубали электричество, потому что мы перебирали со временем на сцене, но мы всё равно продолжали. Так что если я останусь с публикой один на один, не думаю, что они победят.

С таким настроем ты выходишь к публике — кто кого победит?

Да, победить, завоевать. Мне кажется, аудитория на наших концертах состоит на 20% из фанов, на 50% из тех, кто что-то обо мне слышал, и на 30% из случайных людей, потому что был лишний билет, подружка не хочет идти одна и так далее. Их нужно к концу концерта сделать своими, чтобы вместе устроить рейв. Я хочу, чтобы публика знала — это всё ради неё. Многие выходят на сцену, чтобы самоутвердиться. А я хочу делиться, достигать пика восприятия, когда мы превращаемся в одно целое и трахаем зал.

Сергей Кейн