26 Квітня 2016
2392
В 1986-м году на Чернобыльской атомной электростанции (ЧАЭС) работали более шесть тысяч человек. В ликвидации последствий аварии принимали участие сотни тысяч человек. Николай Семин всю жизнь проработал на станции – работал и до аварии, и после нее. Вместе со своими коллегами он...
Николай Тихонович Семин
"Подарок" на 30-летие
Николай Тихонович в 1975-м году по распределению попал на Чернобыльскую станцию. Место работы тогда еще 19-летний атомщик выбрал сам – после техникума поступило сразу несколько предложений о работе. Станция только строилась, как признается Николай Тихонович, он даже не знал, как правильно называется ЧАЭС.
"Я устроился в центр централизованного ремонта. Всякое было. У нас ротор турбины упал в 79-м году. Я в это время уже работал мастером по ремонту. 9 месяцев тогда мы старались без премии. Рабочим премию давали, а мы вроде как виновны в этом – нам премию не платили", – вспоминает Николай Тихонович.
Когда молодой инженер женился, в Припяти ему дали двухкомнатную квартиру в "колхозном доме" (недалеко от кинотеатра "Прометей"). В 1986-м году у Николая Тихоновича уже было 9 лет стажа за плечами, собственное жилье и сын.
Свой 30-й день рождения мужчина встретил на ЧАЭС, это был один из самых страшных дней в его жизни – 27-го числа он вместо того, чтобы отмечать праздник, находился на станции: вместе с коллегами занимался ликвидацией последствий аварии. Мужчина до сих пор четко помнит те дни – в субботу, 26 апреля, его брат вышел на балкон квартиры и увидел, как асфальт моют с порошком.
"У меня как раз из дома было видно этот 4-й блок, весь этот дым. А когда позвонил на работу, мне сказали, что так и так, распространяться нельзя. И положили трубку", – рассказывает Николай Семин. В тот же день мужчина посадил на автобус жену с сыном, а сам остался в Припяти.
"Ночью 27-го я приехал на станцию. У нас тогда прапорщики и внутренние войска стояли, солдаты срочной службы – они стояли в респираторах. Йодид калия – препараты для защиты щитовидной железы. Мы при входе выпили – и пошли туда. Мы сначала приехали – у нас на БК-1 внизу в подвале находилось бомбоубежище. И все руководство атомной станции находилось там", – вспоминает мужчина.
Семину рассказали о маршруте передвижения: где нужно бежать, а где стоит идти спокойно, и отправили на разведку: узнать, в каком состоянии находится оборудование в 4-м блоке. "Идешь, кругом вода льется, как в ужастиках бывает. Вода льется – и тишина такая. Потом зашли в зал ГЦН. ГЦН висел на трубах. Посмотрел наверх – видно небо. То есть из помещения видно небо. Была ночь, яркие звезды и тишина такая гробовая. Мы там должно не находились, но схватить успели. За этот поход у меня получилось 13 рентген. Хотя в то время разрешенной была доза 5 рентген", – рассказывает чернобылец.
Инженер на тот момент был старшим мастером, вместе со своими подчиненными он оцинковывал окна в помещениях – для защиты сотрудников станции, ремонтировал оборудование. "Делали свое дело молча. Когда начальник цеха выбыл из строя, с Курской атомной станции был Бондарев Анатолий Иванович. Он тогда руководил нашим цехом и говорил: "Вот вам задача – сделать то-то и то-то. За сколько времени сделаете – 5, 10 минут, 20 минут – не важно. Сделали – уезжайте домой". Этим он сберег персонал", – рассказывает Николай Тихонович.
Семья Семиных была уверена: вскоре они вернутся домой. С собой брали только документы и еду на трое суток. Через несколько дней Николаю Ивановичу в присутствии дозиметриста разрешили забрать из квартиры часть вещей. "Телевизор нельзя было вывозить. Ковры, всякие изделия тоже нельзя было, потому что они радиоактивными были", – вспоминает мужчина. Уже в Киеве вывезенные из Припяти вещи проверяли повторно. Как оказалось, местные жители привезли в столицу радиоактивные одежду и пожитки. Вещи, говорит чернобылец, просто выкидывали, и их тут же забирали киевляне.
С помощью Николая Семина и еще тысячи сотрудников Чернобыльскую атомную станцию удалось запустить. Первые три блока снова заработали. А в 2002-м году Николай Семин принял решение получить высшее образование, в 2006-м году получил специальность "Атомные электрические станции".
В конце этого же года у мужчины прямо на станции случился инфаркт. "Я лежал в реанимации. Родственников уже вызывали, чтобы попрощаться. Но ничего, я, слава Богу, жив-здоров. Это было 4-го ноября. А до этого меня еще назначили заместителем начальника цеха по ремонту. После этого сделали мне операцию в Амосова. После этого я два года проработал. То есть я отработал до 2008-го года после аварии. 33 года в общей сложности", говорит чернобылец.
Еще одним ударом для сотрудников ЧАЭС оказалось решение закрыть станцию в 2000-м году. Большинство атомщиков и жителей Славутича в этот день надели черные ленты. "Настроение у всех, кто работал на станции, было не то что паническое, но не такое, как раньше. Станция была на то время одной из лучших в Европе по безаварийности и прочему. Электроэнергии сколько выдала! И тут на тебе – по каким-то политическим основаниям закрыли", – говорит Николай Тихонович.
"Славутич чем-то напоминает Припять"
Николаю Семину еще три года после сокращения снилась ЧАЭС. Говорит, что даже после аварии не хотелось уезжать со станции. "Находясь в отпуске, если не на станции находишься, голова начинает болеть. На станцию приехал – и все нормально. Так и есть, серьезно!", – рассказывает мужчина.
Живет мужчина в Славутиче – городе, построенном для сотрудников станции на замену Припяти. На здоровье не жалуется. "Я по жизни оптимист. У меня друг, одноклассник. Я во Владимирской области в деревне учился с ним в одном классе. Его во время аварии призвали в армию. Он один раз приехал на станцию. В военной части устроился поваром, чтобы поближе к кухне. Месяц он там побыл. Когда приехал домой, у него все болит. Он по натуре был такой – я знаю его. Пессимист. То голова болела, то по больницам. Ликвидаторы разные бывают", – говорит пенсионер.
После аварии Николаю Тихоновичу предлагали на выбор: квартиру в Киеве или Славутич, но он выбрал последний – Славутич ближе к работе. "Однозначно Славутич, потому что хотел работать на станции. Все мои друзья переехали сюда. Хотя на тот момент можно было ехать в Славутич и оставлять квартиры. А нам этого не сказали. Поэтому мы сдавали там квартиры, оставляли там жилье и приезжали сюда. В декабре 1988-го года мы переехали сюда. Вернее, заселили свой коттедж. А приехали мы немножко раньше – у знакомых жили в коттедже", – рассказывает мужчина.
По словам Николая Тихоновича, Славутич ему напоминает Припять, которую сейчас он видит только во снах. "Не так давно Припять снилась – как будто квартиру там давали уже после аварии. Говорят: "В каком ты микрорайоне квартиру получить хочешь? Выбирай любой дом", – рассказывает он.
Впрочем, инженер уверен, станция все еще опасна для Украины: "Конечно. Почему? Потому что хоть станция и закрылась, но считается ядерно-опасным объектом. А во-вторых, у нас же внутри топливо еще. У нас цех работает по переработке жидких радиоактивных отходов. За этим надо смотреть и серьезно к этому относиться, учитывая то, что мы прошли".
